Маршал Жуков

Вот маршала Жукова возьмем, Георгия Константиновича. Человек был жестокости невероятной. Что даже его почитатели признают (правда, дипломатично называют это жесткостью). А уж хулители, во главе с Резуном-Суворовым, в выражениях не стесняются. Маршал — чистый зверь по их отзывам был, брутальный и беспощадный. И то правда — военные операции Второй мировой войны, проводившиеся Жуковым, были самыми кровопролитными. Солдат он не жалел (бабы, дескать, еще нарожают). У солдат для Жукова было прозвище: мясник. Нет, конечно, из официальных рупоров все слышали: там, где Жуков — там наступление, там победа! Рупоры забывали, правда, добавить, что там еще очень много крови (с победой, правда, вопрос тоже дискутабельный, но то отдельная тема). В общем, загубил он людей больше, чем любой из генералов и маршалов той войны.

Однако, при всем при этом, Жуков — Маршал Победы. Лично победивший Гитлера со всеми его Кейтелями и Гудерианами (книга, кстати, такая есть — «Маршал Жуков: человек, который сокрушил Гитлера»). Вакханалия жуковских восхвалений, начавшаяся еще в Советском Союзе, достигла поистине эпической, всесокрушающей силы в нынешней России. Памятников кучу поставили. Поскакал маршал по Манежке на лошадке с кокетливо приподнятым хвостиком. Еще раньше проскакал по Екатеринбургу на бойком Буцефале. Бюстов опять же кучу понаставили (кстати, особенно доставляет бюст в Минске с обрубленными a la Венера Милосская руками). Даже орден Жукова в 1994 году в России учредили. В общем, Жуков — величайший маршал всех времен и народов. Это считается аксиомой, и не подлежит обсуждению. Почему так?

Ответ на это неожиданно нашел у Элиаса Канетти в работе «Масса и власть». Всего лишь две цитаты. Вот первая — о полководцах:

Ради победы на полях сражений действует несметное множество людей, и если ты их предводитель, если ты контролируешь их движения, если ты лично принял решение о битве, можно присвоить и ее результат, за который несешь ответственность, с кожей и волосами всех трупов. Полководец не случайно носит свое гордое имя. Он повелевает, он посылает своих людей против врага на смерть. Если он побеждает, ему принадлежит все поле битвы, усеянное мертвецами. Одни пали за него, другие против него. От победы к победе он переживает их всех. Триумфы, которые он празднует, наиболее полно соответствуют его стремлениям. Их значение измеряется числом мертвых...

А вот вторая — о героях и их месте в истории, которая окончательно расставляет все точки над i:

Эти гордые итоги передавались от поколения к поколению; у каждого находились свои потенциальные герои-воины. Их страстное стремление пережить массы людей распалялось, таким образом, до безумия. Приговор истории как будто оправдывает их замысел еще до того, как им удастся его осуществить. Наиболее изощренные в этом умении пережить других обретают в ней самое величественное и надежное место. Для такого рода посмертной славы чудовищное число жертв в конце концов важнее, чем победа или поражение...

То есть, именно благодаря чудовищному числу жертв (и своих, и чужих), принесенных Жуковым на алтарь отечества, в советской (и российской, мало чем отличающейся от советской) историографии он считается самым великим полководцем. И, смею вас уверить, было бы этих жертв еще больше (повторюсь, неважно: своих, чужих) — еще больше было бы его величие.
Чем больше костей — тем выше пьедестал, на которых он стоит.